Николай Маташин: Мой хор — моя крепость

Поле боя

Николай Евгеньевич пришел в музыку благодаря бабушке, которая отдала его в гимназию для одаренных детей. «Я играл на фортепиано, валторне и пел в хоре, но, проучившись два года игре на духовом инструменте, преподаватель однажды не пустил меня на хор, сказав: „Если ты уйдешь, больше сюда не возвращайся“. Так и не вернулся до сих пор».

— Как вы пришли к дирижированию?

— К дирижированию я пришел, когда начал работать хормейстером в академическом хоре ПетрГУ. Школьный выход к хору не считался, потому что тогда моя задача была лишь махать руками, чтобы хор примерно совпадал со мной. В училище были задатки, но, по-моему, не очень осознанные, потому что тогда я ничего не знал. Основной опыт пришел только при работе с хором ПетрГУ, тогда я потихоньку начал понимать, что к чему.

— Страшно было поначалу?

— Конечно, страшно.

— А что страшнее всего? Боязнь, что хор не откликнется на взмах руки?

— Главная боязнь всех студентов-практикантов — постоянное ожидание негатива. Это как поле боя. Либо ты их, либо они тебя. Студент не уверен в своих силах. Редко, когда готов на 100%: знает музыку идеально, знает все о композиторе, знает все голоса наизусть — поэтому его любая ошибка будет восприниматься в хоре негативно.

«Музыка — это моя жизнь. Это мой хлеб — это все, что теперь меня окружает»

— А вы когда-нибудь думали, как можно нарисовать музыку? Какие краски использовать?

— Я не знаю, как в принципе ее можно нарисовать. На мой взгляд, у каждой мелодии есть сюжет — это как кинематограф. Находить сюжет и попытаться это передать — самое главное. Дирижер выступает в роли режиссера, у него свое видение. Это как экранизация романа — каждый режиссер ведь по-разному себе это представляет.

— Свое предпочтение вы отдаете тексту или мелодии, которая написана на этот текст?

— Текст интересней. С другой стороны, в музыке тоже есть много интересного. Музыка — это как кроссворд. Ты смотришь в ноты и пытаешься ее разгадать: что хотел сказать композитор; почему он сделал это так; почему столько голосов должны исполнять эту музыку; почему такая мелодия и форма. И, когда этот кроссворд разгадан, начинается самое интересное...

Мой хор — моя крепость

Надо сказать, что хор — это место, где музыку не только можно слушать, но и быть ее частью, создавать ее, а также постоянно находиться в коллективе интересных творческих людей.

— Как вы думаете, насколько люди в хоре зависят друг от друга?

— У каждого по-разному: для кого-то хор становится семьей. Так получилось и у меня: все мои друзья, весь мой круг общения — это хор. Знаю точно, что на репетициях и концертах хористам приходится друг от друга зависеть. Эгоист и единоличник никогда в хоре не проживут. Хор — это партии, единый организм. Всегда должно быть какое-то единомыслие и единодушие.

— Вы слышите из общей массы человека, который фальшивит?

— Я слышу, что фальшивит, но редко слышу, кто. Сто процентов услышу, если человек сидит передо мной, а когда сидят 20 человек, с этим проблематично. Можно, конечно, спрашивать отдельно партитуру, проверять, но я не люблю на это тратить время. Поэтому стараюсь просить стариков с самого начала помогать новичкам.

— Представьте: вы взмахиваете руками, а в этот момент хор молчит. Какова ваша реакция? Были ли такие случаи?

— Это один из моих главных ночных кошмаров перед серьезным концертом. Мало того, я полночи не сплю, думая, а придет ли тот или иной человек на концерт, не заболеет ли, не опоздает. Бывает, что мои опасения оправдываются. Ты лежишь и думаешь: «Ну, все, завтра будет катастрофа». Потом ночью снится: даешь ауфтакт (дирижерский жест, который указывает на начало исполнения — прим. автора), а никто не поет, разворачивается и уходит со сцены. Такое нечасто бывает, но из кошмаров это один из главных. А так, чтобы на практике — такого не было, разве что на репетиции, но тогда ты можешь либо пошутить, либо накричать. Кнут и пряник.

— Но, надо сказать, что вы очень сдержанный человек.

— Я по натуре такой. Если честно, у меня темперамент совсем не дирижерский. Дирижер должен быть волевой, а я чистейшая рыба по гороскопу, которая любит плыть по течению. Мне по жизни так везло, не знаю, как хор еще держится. Скорее всего, это личностные качества.

— Наверное, вы человек с хорошими организаторскими способностями?

— Я же хор не организовывал... Когда пришел переломный момент, он удержался с помощью университетского начальства и тех людей, которые помнили Георгия Ервандовича Терацуянца. Никто не знал, что будет дальше... Потом пришли несколько человек, которые стали опорой партий. Пришел один парень из теноров в тот момент, когда он был просто необходим. Он стал лучшим первым тенором, и за ним потянулась вся партия. Так внутри каждой партии. Спустя некоторое время кто-то из этих ребят ушел. С каждым годом становится все меньше хористов, которые пели при Георгии Ервандовиче. Большинство его знают только по рассказам.

— Вы верите в то, что произошедшее не было случайностью?

— Случай ли это... Если рассматривать с точки зрения церкви — наверное, это ангел-хранитель, потому что, когда все в момент начинается рушиться, появляется спасение. У меня по жизни так всегда.

— Потому что вы удачливый человек?

— Я не знаю, можно ли это называть удачей. Не очень люблю слова «удача» и «фортуна». Мне кажется, что наверху и в самом деле кто-то есть. Я не религиозный фанатик, однако мне кажется, что за мной все время кто-то наблюдает и не дает настолько упасть в яму, посылая в нужный момент нужных людей.

— По какому принципу вы набираете будущих хористов?

— Всех. Так всегда жил хор. Хотя каждый раз я говорю, что будет очень строгий отбор, а когда прихожу в сентябре и вижу кандидатов, понимаю — человек ведь не просто так пришел. Возможно, он никогда не примет участие в концерте, может, наоборот. Кто-то приходил в хор, чтобы излечить заикание, кто-то — чтобы бороться со стеснительностью...

— Я знаю, что хор очень много гастролирует, участвует в различных конкурсах и фестивалях. Как вы думаете, эта популярность играет важную роль в жизни хора?

— Да. Если есть поездки, всегда будут люди, желающие стать хористами. Сейчас одному собраться в поездку проблематичней, чем целому хору. Я никогда не был за границей, пока не попал в хор. И в первый год мы поехали в Австрию. С тех пор хор обязательно каждый год куда-либо выезжаем: в Ижевск, в Москву, в Санкт-Петербург, в Финляндию, Швецию, Германию.

— Давно ли выбирается репертуар на иностранных языках?

— Да, хор всегда пел на иностранных языках. Но, к сожалению, сейчас он поет слишком много такой музыки.

— Вас это пугает?

— Да. Я понимаю, что нужно от этого уже отходить. Хор только тогда будет петь более осознанно и осмысленно, когда он будет понимать, о чем поет. Всегда можно держать перевод перед собой, но это не то; когда человек поет, он должен фразировать звук, выделять мысль... Поэтому с русской музыкой всегда проще.

— А какой язык, возможно, труднее всего воспринимается и вами, и хором?

— Язык — не проблема. Я знаю, что никогда еще не брался за французский. Для меня он какой-то слишком сложный в плане произношения, хотя есть огромное количество потрясающей французской музыки. А также восточные языки. Но, если хор будет готовиться с концертом в Азию, тогда, думаю, стоит выучить что-либо на этих языках.

— Как, по-вашему, хор является олицетворением дирижера?

— Думаю, да. Потому что хор — это передача мыслей, звука, которые просит дирижер. По звуку и другим качествам можно сказать, что каждый хор — это ни с чем не сравнимый коллектив.

— Мне кажется, что сложнее петь хором, чем одному. Как вы думаете?

— Ну, не знаю. Я редко пел один, но в хоре мне всегда было проще.

— Потому что знаешь, что ты не один?

— Ты знаешь, что если у тебя перехватит дыхание, поперхнешься, хор от этого не остановится. Он продолжит петь. А когда ты один?

— Но, в любом случае, человек должен понимать, что от него многое зависит?

— Конечно. Но в хоре ты чувствуешь поддержку.

Об авторе: